Кубинское каприччио - Страница 18

– Значит, и я буду называть вас господин Дронго. Что именно вам нужно? Зачем вы хотели со мной поговорить?

– Вы были лечащим врачом Семена Борисовича Измайлова?

В комнату вошла Раиса Иосифовна и встала за спиной Дронго, глядя на своего супруга. Она была среднего роста, сухая, строгая, с волосами, напоминающими красноватую коноплю. Раиса Иосифовна мрачно смотрела на гостя. И на своего мужа.

– Да, но он умер три месяца назад. И боюсь, что его уже невозможно было спасти. У нас сейчас очень неплохой онкологический центр, есть все условия для лечения, но там уже ничего нельзя было сделать. Метастазы были уже в печени. Бывают случаи, когда медицина бессильна.

– Его лечили в Израиле?

– И там тоже. Но, повторяю, это был тот случай, когда ничего нельзя было сделать.

– Вы были с ним до конца?

– Конечно. Мы давние знакомые. Я знал еще его деда Ибрагима Измайлова. И его отца Бориса Ибрагимовича, который был старше меня на десять лет. Но уже тогда он был самым известным ювелиром в Баку и в Красной Слободе.

– Кто был с Семеном Борисовичем в самые последние минуты?

– Их служанка Фатьма-ханум и его старший племянник Асиф Измайлов. Больше никого не было. И ваш покорный слуга. Я был с ним до самого последнего момента. Считал своим долгом находиться рядом. Он почти не мучился, ушел достойно. Говорят, что человек может притворяться всю свою жизнь, носить маску. Но когда он умирает, когда уходит из этого мира, маска уже не нужна. И в человеке проявляются все его лучшие черты. Или худшие. Смотря кто и как себя поведет.

– Вы знали, что у него была… подруга?

– Если вы говорите о Валиде, то, конечно, знал, – кивнул Генрих Соломонович, – об этом все знали. Но он несколько раз разговаривал с ней по телефону при мне. Просил не приезжать. Ему не хотелось, чтобы она видела его в таком виде. Я думаю, что он поступал правильно.

– И тело сразу перевезли в Баку?

– Как полагается. Это была его последняя воля. Похоронить на старом бакинском кладбище, рядом с отцом и братом. Сразу приехали его водитель и его родственник, которые помогли нам погрузить тело в машину и привезти в Баку. Мы похоронили его на следующий день, хотя по иудейским, да и по мусульманским, канонам следует хоронить в день смерти. Но мы не успевали. И ждали приезда Бориса. Вы же знаете, что иногда в таких случаях допускаются исключения. Хотя с точки зрения строго религиозной…

Раиса Иосифовна демонстративно кашлянула, чтобы прекратить разговор, но Дронго не унимался, задавал свои очередные вопросы:

– Вы сказали, что после смерти Семена Борисовича в его доме появились водитель и родственник. Какой родственник?

– Туфан, сын Хуршиды. И она сама пришла. Там еще были приехавший из Баку Зинур Марчиев, ювелир, который работает в магазине Семена Измайлова, и их садовник Гулам. Вот, собственно, и все.

– Больше никого не было?

– Во дворе было много людей. Вы же знаете, как дружно там живут люди. В Красной Слободе относятся друг к другу с особым вниманием и уважением. А Семен Борисович Измайлов был там своеобразной местной легендой. Его дед, отец и он сам помогали многим людям в трудные годы. И об этом все помнили. Вы бы видели, сколько людей приехало из Красной Слободы на похороны Измайлова. Да и в самом Баку его хорошо знали.

– Вы были в курсе того, что Семен Борисович купил известный алмаз еще в начале девяностых?

– Я об этом слышал, – кивнул Мильман, – но всегда считал, что это только досужие сплетни и слухи. Я сам никогда не спрашивал об этом у Семена, считал неэтичным. Но однажды мы возвращались из Красной Слободы вместе с одной знакомой Семена. Она художник, график. И она мне призналась, что видела этот камень, держала его в руках. Можете себе представить, как я был потрясен.

– Вы его неплохо знали. Скажите, кому мог оставить такой камень Семен Борисович?

– Такой драгоценный камень Семен мог оставить только своим племянникам. Но тогда о нем должен был знать и Зинур Марчиев, который был его правой рукой.

– Значит, вы никогда не говорили с ним об этом алмазе и никогда его не видели, – еще раз уточнил Дронго.

Раиса Иосифовна уже не кашляла. Она выразительно смотрела на своего мужа. И тот видел этот взгляд.

– Не видел и не слышал. Я занимался его лечением, а не его состоянием. Меня мало интересовали его алмазы. У вас есть еще ко мне вопросы? Простите, но мне трудно долго сидеть на стуле, болит позвоночник.

– Извините, что я вас побеспокоил. У меня последний вопрос. Все говорят, что старший племянник умершего ювелира серьезно болен. У него тоже онкология?

– Нет, – ответил Мильман, – ни в коем случае. Они оба проверялись в нашем центре, сдавали кровь. Нет, нет. Они оба здоровы, но у старшего племянника проблемы с давлением. У него очень высокое внутричерепное давление.

– Спасибо. Извините меня за мои назойливые вопросы. До свидания. – Он поднялся, стараясь не смотреть в сторону рассерженной Раисы Иосифовны. И вышел из комнаты. Дронго уже спускался по лестнице, когда раздался телефонный звонок. Он достал мобильник и посмотрел на телефон, предчувствуя беду. На дисплее высветился номер Бориса Измайлова.

– Слушаю, – ответил Дронго.

– Вы уже закончили свой разговор с Мильманом? – спросил Борис каким-то глухим, неестественным голосом.

– Да. Что-нибудь случилось?

– Случилось, – ответил Борис, – мне как раз сейчас позвонила соседка Валиды. Полчаса назад кто-то зашел в квартиру Валиды… – Он замолчал, словно подыскивая нужные слова.

– Не делайте качаловской паузы, – разозлился Дронго, не услышав продолжения фразы. – Что произошло?